— Что же вы хотите знать? — спросил он.

— Вам известно, как занялся огонь?

— Не-а.

— И в каком это было часу?

— Почти сразу после полуночи. Во всяком случае, ещё не было и четверти первого. Именно в четверть первого я проснулся, и пылало как в пекле.

— Это вы от пожара проснулись?

— Похоже. Сам не пойму: то ли от треска пламени, то ли от зарева. Спим-то мы как раз на этой стороне, так что когда я проснулся, вся комната была озарена красным светом.

— А как, по-вашему, занялось пламя?

О’Хара пожал плечами.

— Да от самовозгорания, и всё тут. Как же ещё?

Позади меня на дорожке послышались шаги, и я повернулся навстречу той женщине из дома. Но она обратилась к мужу.

— Выдумал тоже, Джеб О’Хара, — самовозгорание! Сам прекрасно знаешь, что это какой-то бродяга запалил огонь.

— Что заставляет вас так думать, миссис О’Хара? — спросил я её.

— А то, что дверь была распахнута. Джеб, натурально, перво-наперво подумал о скотине. У него в этом сарае было три коровы. Когда он увидел, что горит, то бросился вниз по лестнице прямо как был, босой и в одних трусах, чтобы открыть дверь и коровы выбежали наружу, если ещё не зажарились. А дверь-то уже была открыта; коровы давно выбежали, сгрудились вон там, в углу забора.

Я вопросительно взглянул на О’Хару. Тот нетерпеливо заговорил:

— Ну а я о чём? Ну да, забрался к нам бродяга переночевать на сеновале, закурил, вот сено и загорелось. Он видит, что ему не потушить, так убегает сам, а дверь распахивает пошире, чтобы коровы тоже убегали, как почуют дым. Либо из вежливости даже пропустил коров вперёд себя. Один бродяга из сотни на такое вполне способен.

— А коровы способны были выбежать без посторонней помощи? — спросил я. — То есть, разве они не были закрыты в клетях?

— Тут у нас не было клетей. Три стойла, да, и одна тонкая доска, что висела на двух крюках, перегораживая выход из этих стойл, которую я всегда прилаживал, чтобы коровы не выходили гулять при луне. Обычно этого хватало, коровы вели себя смирно, но если они запаниковали от пожара, то могли сломать эту доску и выбежать вон.

— Так-таки через дверь? А задвижка на двери не была сломана?

О’Хара покачал головой.

— Не-а, я взглянул. Точно видел, что дверной засов был не сломан. Кто-то его отпер. Вряд ли это был я. В последний раз я побывал в сарае часов в восемь; чтобы специально запирал, такого не помню, только я никогда ещё не оставлял дверь распахнутой на ночь.

— И в эту ночь запер, — решительно вмешалась миссис О’Хара. — Это был бродяга, ты прекрасно знаешь. — Своим тоном она словно бы утверждала: «И нечего со мной спорить», так что я перевёл взгляд на её мужа.

Джеб О’Хара догадался, о чём я думаю, смущённо хмыкнул и принялся объяснять.

— Мать хочет сказать, что она уж устала просить меня завести сторожевого пса. Если бы у нас этой ночью был здесь сторожевой пёс, то этот бродяга, возможно, и не залез бы в наш сарай.

— «Возможно», скажешь тоже! — вскипятилась женщина. — И наш сарай стоял бы сейчас целёхонек.

— Когда всё сгорело, — продолжал О’Хара, — я отправился досыпать под эту песню и под эту же песню позавтракал. Я уже обещал, что раздобуду тебе сторожевую собаку.

— Да-да — теперь, когда у нас нет больше сарая.

— Зато у нас будет собака!

Я, пока атмосфера не накалилась, поспешил сменить тему.

— Сарай был застрахован?

— Сарай-то был. Но был ещё полный чердак сена, да корму на пару сотен долларов. Да инструментов примерно на столько же.

— Нам ещё повезло, — добавила женщина, — что мы одолжили вчера трактор Гарри Эллису, а то было бы совсем худо.

— А какова будет страховая сумма?

— Полторы тысячи. По нынешним ценам новый сарай обойдётся мне, по меньшей мере, тысячи в две. Так что тут на тысячу убытку. — О’Хара взглянул на жену. — И всё оттого, что я не послушал её и не завёл собаку. Пусть Каролина Бемисс не забудет про это упомянуть в своей статье.

Перепалка готова была разыграться вновь, и я поспешил встрять.

— Не возражаете, если я немного тут осмотрюсь, покопаюсь в золе?

— Да пожалуйста. Только на что вам?

— Есть, знаете ли, разные дикие мысли, — ответил я. — Даже говорить неловко, если только мне кое-чего не попадётся.

И пока они не придумали, что мне возразить, я быстренько прошёл к самому краю пожарища. Работка предстояла пыльная, и я пожалел, что не озаботился запастись рабочей парой, чтобы натянуть её поверх моей приличной одежды. Что ж — работая оперативником, на гардеробчик не разгонишься.

Я обогнул один из углов чёткого прямоугольника из золы и углей, внимательно вглядываясь и не видя того, что надеялся найти. Но у следующего угла, на бурой земле, я заметил грабли, и зола в одном месте поблизости от них была разворошена, как будто бы Джеб разыскивал тут нечто ведомое ему одному. Возможно, какой-нибудь металлический инструмент, чьё местоположение он хорошо себе представлял и которому не желал дать пропасть.

Я подобрал грабли и принялся ворошить золу, начиная с того места, где ранее остановился Джеб. Ворошил угли я попеременно от правой и от левой кромок угла, а вот до его центральной, внутренней, части дотянуться так и не смог. И поскольку мне не удалось найти то, что я искал, в зоне достижимости с чистой земли, пришлось лезть в самую золу, ступить в неё по колено.

Работая так, я обшарил уже весь этот, первый выбранный мною, угол, и тут женщине, очевидно, это надоело; она решила подойти да взглянуть, чем я занимаюсь. Стоило ей приблизиться ко мне, как я, не переставая легонько ворошить граблями угли, поспешил первым раскрыт рот:

— А что пожарные — приезжали из города?

— Разумеется, — ответила женщина. — Как раз, когда догорело последнее бревно. Сарай-то сгорел моментально. Я позвонила им тотчас, как Джеб выскочил спасать коров — хотя они и так уже были снаружи, — и пожарные прибыли через двадцать или тридцать минут; только всё было кончено.

— Хорошо, что не было ветра, — сказал я.

Женщина кивнула.

— Да, если бы разнесло искры… А так они летели прямо вверх, к тому же в самый разгар немного накрапывало — вняло небо моим молитвам; сарая это не спасло — тут бы и ливень не помог, — но больше ничего не загорелось, а могло бы.

Я продолжал шарить в золе.

— Так вы полагаете, дождь стал накрапывать в ответ на ваши молитвы?

Я постарался, чтобы в моём голосе не звучало ни скепсиса, ни иронии; мне в самом деле было любопытно — точно ли она так думает. Кроме того, нужно было отвлекать её беседой на другие темы, чтобы самому не пришлось отвечать на её расспросы о том, чего я всё шарю в золе.

Мне и впрямь было любопытно получить ответ на свой вопрос, но услышать его так и не довелось. Потому что сразу вслед за тем, как я задал свой вопрос, мои грабли выволокли из золы человеческий череп. Затылок у черепа был разбит, и хотя сам череп был виден, поскольку макушка торчала вровень с верхним слоем золы, с тылу очень трудно было догадаться, что это именно череп. Но грабли развернули его, и на том месте, где только что находился затылок, вдруг предстали взору пустые глазницы, отверстие от ноздрей и два ряда потемнелых зубов.

Миссис О’Хара слегка вскрикнула и позвала:

— Джеб!

Я очень осторожно приподнял грабли, чтобы не повредить хрупкий череп ещё больше и не сдвинуть его с места. Джеб О’Хара в эту минуту вновь занимался своими поросятами. После окрика супруги он направился к нам.

— Джеб, это был бродяга! — запричитала миссис О’Хара. — Я была права. Только он сгорел в огне. Взгляни!

Джеб не отозвался до тех пор, пока не подошёл к нам вплотную. Тут он ступил прямо в золу и присел на корточки. Я поспешил вмешаться:

— Череп лучше не трогать. Полиция за это не похвалит, а ведь я и так уже развернул его граблями.

Джеб отдёрнул протянутую было руку и, подавшись назад, уставился на меня.

— А что, разве нужно вызвать…

— Чтобы провести опознание, если удастся.